Петербург – Петроград – Ленинград… Город, возникший среди невских болот усилием и гением человеческой воли, менявший имена, но всегда сохранявший свой уникальный характер и особую атмосферу. Это город, на долю которого во второй мировой войне выпало невероятное испытание — осада, одна из самых жестоких в истории человечества. Но этот город остался непокорённым! Этот город спасали люди, их вдохновляла его красота!

Юлия Кантор,доктор исторических наук:
«Как показывают официальные документы и воспоминания, лозунг «Спасем, сохраним, восстановим город-музей» был гораздо популярнее политического лозунга «Спасем, сохраним, восстановим город трех революций…». Принципиально для ленинградского менталитета «город-музей» был, безусловно, важнее. Ленинград ассоциировался, конечно, именно, с музеями».

О том, что началась война ленинградцы вместе со всей страной узнали в воскресенье, в полдень 22 июня 1941 года. В музеях города шел обычный рабочий день. Новость о вторжении была трагической, но все же не была неожиданной. К войне готовились. И ленинградские музейщики в том числе… Понятие «эвакуация» в отношении музейных ценностей не употреблялось. В документах использовали странное слово «разгрузка». Несколько лет до начала войны ленинградские музейщики не уставали бороться за увеличение ее объёмов.

Юлия Кантор,доктор исторических наук:
«Представьте ситуацию 41-го года: ленинградские музейщики и, кстати, Ленгорисполком и Горсовет, чтобы спасти ситуацию, начинают готовиться к эвакуации без согласия союзных властей. Это беспрецедентный по тем временам риск! Надо понимать, в какое время жила страна. Я не о войне, а о политической ситуации, любой директор музея мог попасть в НКВД за паникерские настроения».

Происходившее в Ленинграде в первые месяцы после начала войны сейчас, спустя десятилетия, выглядит продуманным планом. На деле в решающий для города момент решающими оказались повседневный героизм и личная ответственность горожан. Так же, как вывезти и сохранить оборонные и промышленные предприятия, для ленинградцев было важно спасти культурные ценности.

Узнав о начале войны, утром 22 июня, в Эрмитаж пришли даже те сотрудники, у которых был выходной. Директор музея Иосиф Орбели отправил подчиненных по домам за вещами. А начиная с 23 июня коллектив находился в Эрмитаже неотлучно, на казарменном положении.

Елена Соломаха,заместитель заведующего отделом документального фонда Государственного Эрмитажа:
«Все напряженно ждали из Москвы распоряжения о начале эвакуации, но оно поступило только 24-го. В этот день приступили к упаковке и уже через 7 дней был собран 1-ый эшелон».

Это был без преувеличения «гражданский подвиг». В первом эшелоне (22 пульмановских вагона) отправили более миллиона экспонатов. К каждому ящику прилагался лист с подробным описанием содержимого и инвентарными номерами.

Надо сказать, у Эрмитажа уже был опыт эвакуации: первая состоялась в 1812-ом году и о ней сохранилось мало информации, вторая — летом 1917-го, в Первую мировую. После второй эвакуации даже осталась часть упаковочного материала: в Знаменской церкви хранились ящики и стружка. А главное — были отработаны технологии: например, рамы от картин оставляли висеть на своем месте, в пустое окно вписывали инвентарный номер, чтобы быстро восстановить экспозицию, когда война закончится и картины вернутся в музей.
 

Елена Соломаха,заместитель заведующего отделом документального фонда Государственного Эрмитажа:
«Представляете, что такое упаковать музей? Картины — одна история, но есть и фарфор — он хрупкий, есть мелкие монеты — их тоже надо как-то упаковать. И все нужно сделать очень быстро. Картины паковали вдвоем, мелкие предметы — в специально приготовленные маленькие ящики, которые потом складывали в большие. Алгоритм был продуман до мелочей, нужно было только всё сделать».

Второй эшелон, 1 400 000 экспонатов, отправился через неделю, тоже в Свердловск. Третий, около 1 500 000, отправить не успели: вокруг Ленинграда замкнулось кольцо. Треть музейных ценностей переживут блокаду в Зимнем дворце.

Елена Соломаха,заместитель заведующего отделом документального фонда Государственного Эрмитажа:
«Есть такое страшное воспоминание одной из наших сотрудниц, хранительницы фарфора, Ольги Эрнестовны Михайловой: из ледяной воды они руками доставали экспонаты и переносили их в зал Юпитера. Есть фотографии: зал Юпитера весь заставлен».

В сжатые сроки к эвакуации готовятся и другие крупные музеи и библиотеки города. Уникальные фонды Российской национальной библиотеки направлены в Мелекесс Ульяновской области. 23 000 экспонатов Этнографического музея в результате окажутся в Новосибирске.

Русский музей собирается в Горький. Деревянные предметы пропитывают огнестойким составом. Скульптуры обрабатывают влагоотталкивающей смазкой. Самое трудоемкое — упаковать полотна, особенно крупноразмерные. Площадь некоторых картин в Русском музее превышает 30 квадратных метров. «Заседание Государственного совета» И. Репина — 4 х 8,77 (35,08 м. кв.); «Последний день Помпеи» К.Брюллова — 4,5 х 6,5 (29,36 м. кв.); «Медный змий» Ф. Бруни — 5,65 х 8,52 (48,1 м.кв.). Для больших полотен музейщики применили собственное ноу-хау — снабдили валы колесами. В процессе накатывания осыпающиеся участки полотен закрепляли, затем картины зашивали в холст и закатывали валы в подготовленные ящики.

Юлия Кантор,доктор исторических наук:
«Когда был брошен клич — помогать в упаковке вещей, в консервировании каких-то экспонатов, огромное количество ленинградцев-добровольцев пришли в музеи (в том числе и в Эрмитаж) просто помогать паковать, носить в машины, сопровождать в поездке». 

В результате карта перемещения ленинградских культурных ценностей выглядит так: Эрмитаж — Свердловск, Русский музей — Пермь, Артиллерийский и Этнографический — Новосибирск, Центральный военно-морской — Ульяновск, Российская национальная библиотека — Мелекесс.
8 сентября 1941 года началась блокада Ленинграда. Всё, что осталось в городе и пригородах, музейщики везли в Исакий. Расчет был на толстые стены собора и на то, что Исаакиевский — архитектурная доминанта. Немцы использовали его как ориентир для Люфтваффе, предполагалось, что бомбить собор не станут.

Юлия Буянова,хранитель рукописно-документального фонда Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда:
«Другое дело, что там, в Исаакиевском соборе, условия хранения были, мягко говоря, не подходящие. Особенно зимой 1941-42 годов. Двери не закрывались, снег наметало прямо в залы, где хранились культурные ценности».

Первую блокадную зиму рядом с музейными ценностями в соборе жили «хранители» — сотрудники ленинградских музеев. Их задача была следить за сохранностью экспонатов: проверять, проветривать и просушивать —практически в полной темноте, в огромном неотапливаемом здании.

Юлия Кантор,доктор исторических наук:
«В подвалах Исакия и сейчас находится экспозиция: хранятся ценности именно тех ящики, в которых были перевезены в этот подвал».

За сохранение уличных статуй, памятников и мемориальных досок отвечал молодой Музей городской скульптуры. В числе первых укрытию подлежал легендарный Медный всадник. На нем опробовали технологию: деревянный стакан, заполненный мешками с песком. И снаружи — засыпанное также песком основание памятника.

Вот только песок для Петра Первого привезли влажный — с Финского залива. Гранитный постамент сырость выдержит, но бронза — окислится. Ошибка стала очевидна сразу, и ее учли, укрывая памятник Николаю Первому, который для ленинградских специалистов оказался одним из самых сложных.

Надежда Ефремова,старший научный сотрудник Государственного музея городской скульптуры:
«Мощная конная статуя имеет всего 2 точки опоры, эту особенность надо было учесть, чтобы предотвратить повреждение. Сделали специальные конструкции противовеса».

Для памятника Николаю Первому придумали шить своего рода маты, набитые сухим песком и простеганные проволокой. Ими буквально укутывали различные декоративные элементы. Для сфинксов у Академии художеств соорудили деревянные убежища с покатыми крышами — защита от зажигательных бомб. В деревянных стаканах оказались памятники Ивану Крылову, Александру III, Кирову и Ленину у Финляндского вокзала. Легендарная Александровская колонна была укрыта на две трети своей высоты и дополнительно укреплена системой растяжек. Списков объектов для укрытия было два. С первой очередью справились к началу первой блокадной зимы. До второй очереди руки так и не дошли. О не укрытом памятнике Екатерине Великой ленинградцы шутили: «Что ей будет, она же немка…»

Надежда Ефремова,старший научный сотрудник Государственного музея городской скульптуры:
«Памятник Суворову, Кутузову, Барклаю де Толли, Екатерине остались не укрытыми. Это не от того, что кто-то не хотел, нужно понимать, что события разворачивались стремительно. Мужчины уходили на фронт, все эти работы падали на плечи женщин».

А всё, что можно было снять с постаментов, было решено прятать, как прятали когда-то клады. Анна Иоанновна с арапчонком оказались зарыты в Михайловском саду. Петр Первый у Инженерного замка переместился в покрытую толем траншею. Львы-лягушки были перенесены под стены Летнего домика Петра. И уже в ноябре 41-го с постамента сняли одного из коней Клодта.

Надежда Ефремова,старший научный сотрудник Государственного музея городской скульптуры:
«Начали не случайно с самых неординарных. Это, наверное, конец октября — начало ноября. Везут скульптуру, снятую с устоев моста ближе к Московскому вокзалу. И это тоже не случайно, там оригинальные скульптуры, которые Клодт никогда не повторял. Статуи со стороны Адмиралтейства — это статуи, с которых выполнены повторные отливки».

С осторожностью 4-тонную скульптурную группу погрузили на салазки, перевезли в сад Аничкова дворца и закопали. Грунт к тому времени промерз, и сил хватило только на один котлован. Оставшиеся скульптуры укроют в земле следующей весной.

В Летнем саду к захоронению скульптур приступили в августе 41-го. По заранее составленному плану. Анна Ахматова, принимавшая участие в укрытии статуй Летнего сада, уже в эвакуации в Ташкенте, написала свое пронзительное «Nox» — стихотворение о любимой статуе «Ночь» работы Джованни Бонацца. И в каждой строчке — ощущение надвигающегося ужаса:
Ноченька!
В звездном покрывале,
В траурных маках, с бессонной совой…
Доченька!
Как мы тебя укрывали
Свежей садовой землей.
Пусты теперь Дионисовы чаши,
Заплаканы взоры любви…
Это проходят над городом нашим
Страшные сестры твои…

Неимоверные по нашим меркам усилия по сохранению музейных ценностей и городской скульптуры действительно не были потрачены даром. Коллекции ленинградских музеев, пусть с небольшими потерями, но все же пережили блокаду. А из укрытых городских памятников за время войны серьезно не пострадал ни один.