Памятник Сергею Довлатову не может получить петербургскую прописку — для него в городе просто не находится места. Хотя оплатить установку монумента готов почитатель творчества писателя. И даже есть гипсовая модель, но отливать её в бронзе пока нет смысла. С какими трудностями столкнулись инициаторы проекта, узнала Татьяна Баженова.

Татьяна Баженова, корреспондент: «Скульптуру автора этих строк никто утаить, конечно, не хочет. Но в 90-е писатель как будто глядел в воду. Получается именно по-довлатовски печально-комично. Памятник ему же самому, созданный на деньги благотворителей, чуть скромнее, 2 метра, почти готов. А вот поставить его некуда. Здесь, на Рубинштейна, места так и не нашлось. А ведь именно на этой улице Довлатов провел большую часть своей жизни».

Если верить биографическим рассказам, когда-то Довлатов и сам подрабатывал камнерезом, а теперь в похожей мастерской своего часа ждет гипсовая модель его памятника. Разобрана по частям. Архитектор Вячеслав Бухаев работает над проектом больше двух лет. Монумент создан, только отливать в бронзе его нет смысла пока не согласуют место. Архитектор опирался в том числе и на собственные воспоминания. Однажды он видел Довлатова — впечатление тот произвел крайне положительное. Вот и в бронзе он будет свойским Донатычем, облокотившимся на дверной косяк.

Вячеслав Бухаев, архитектор: «Препирались, кто пойдет в магазин, а он раз — и быстренько сбегал. Он рассказывал про Пушгоры очень интересно, такой симпатичный Сережа. Очень симпатичный. Понравился мне этот человек».

Сквер на пересечении Графского переулка и улицы Рубинштейна показался создателям самым что ни на есть довлатовским местом. Находится он буквально в одном квартале от знаменитого дома №23 — на этой фотографии 40-х годов на санках, утверждают блогеры, сидит маленький Сережа. Детство и юность Довлатов провел в коммунальной квартире. Потом работал в Таллине, но все равно вернулся в Ленинград, на Рубинштейна. Занимал уже отдельное жилье. А в 78-м уезжал насовсем, в Нью-Йорк — тоже отсюда. На эту улицу, рассказывают друзья, подозрительный для советской власти писатель мог выйти даже в тапках. Тогда, конечно, не подозревая, что через десятки лет его здесь попытаются увековечить.

Андрей Арьев, литературовед, друг Сергея Довлатова: «Он, конечно, схватился бы за голову, захохотал. Но в душе был бы рад. Потому что тайно он ждал славы. Ведь он и сюда хотел вернуться, писателем. Он об этом говорил часто: "Я хочу приехать в Ленинград, в Питер, но не каким-нибудь бедным родственником или приятелем, а писателем со своими книгами"».

Поставить памятник Довлатову на собственные средства решил руководитель крупной петербургской компании. Сначала обратился к мастерам, а уже потом взялся за согласование проекта. А согласия найти не удалось. Пока документы ходят по различным инстанциям. Сквер представителям власти кажется неподходящим. Ссылаются и на то, что со смерти писателя прошло меньше 30 лет, и на то, что место — в охранной зоне. А еще, рядом мемориальная доска Ольги Берггольц. Все это в минус скверу.

Николай Буров, председатель Общественной палаты Санкт-Петербурга: «Он показался мне слишком тесным, он противоречит философии памятника. Это открытая дверь в никуда, очень отражающая и характер, и творчество Сергея Донатовича. А там очень узкое место. Какое? Я не знаю. Может быть, объявить какой-то открытый конкурс мнений на этот счет?».

Инициатор проекта, почитатель творчества Довлатова гораздо либеральнее, чем многие. Других мест для установки не придумал, есть разве что запасной шуточный вариант. 

Дмитрий Никитин, инициатор установки памятника Сергею Довлатову: «Мы готовы к чему угодно. Необязательно сквер на Рубинштейна, может быть, было бы интересно поставить памятник Довлатову на выходе из аэропорта Пулково, как будто он вернулся».

К юбилею Сергея Довлатова, который отпразднуют через 2 года, готовы и Пушгоры, где открылась музей-квартира писателя, и даже Нью-Йорк, где в его честь назвали улицу. В Северной столице же о знаменитом эмигранте напоминает пока лишь мемориальная доска, но время еще есть. Когда Довлатов писал «Мне стало противно и я ушел. Вернее, остался». Возможно, чуть позже он навсегда останется в любимом Петербурге. Правда, только в бронзе.